Кризиса европейской пенологии 18-20 века
Из изложенного выше мы видим, что подавляющее количество выдающихся мыслителей XIV – XVIII веков подчеркивала существовании значительной разницы между философскими пенологичнимы взглядами и общественной практикой осуществления наказания, которая в целом действовала в ключе средневековых реликтов телесной возмездия, мести и запугивания граждан, пользуясь жестокими, бесчеловечными и аморальными методами.
Многочисленные критические замечания, которые высказывали по этому поводу гуманисты Возрождения, философы-просветители и классики немецкой философии и, особенно, их научные концепции, превозносили ценность человека, толковали личность в качестве активного субъекта, наделенного свободой, правом и ответственностью, должен пользоваться императивами нравственности, а также тождественного философского толкования наказания и исправления личности, обнаружила девиантное поведение, в конце концов привели к определенному оживлению реформ европейских уголовных социальных институтов. Важную роль, как отмечалось в 1.2.2., В этом сыграла также активность общественных деятелей – в частности, Бентама, Беккариа и других, которые стремились перенести достижения философской пенология в общественную практику.
Осуществляя социально-философских анализ эволюции практических подходов к выполнению наказаний, отметим, что первые попытки внедрения гуманистического философского видения наказание в Европе относятся, как отмечают исследователи, в начале XVII века [187].
В это время (1595 – 1613 гг.) В Амстердаме, Бремене, Любеке и ряде других европейских городов устаревшие тюрьмы были преобразованы в учреждения, которые получили название “цухтхаузив”. Пребывание личности в этих учреждениях продолжало предусматривать строгую изоляцию ее от общества, однако главными методами воздействия на ее нравственной сфере были: образование, обязательный труд и религиозные проповеди (при этом принципиально не исключались жесткие телесные наказания). Личность в цухтхаузи находилась в относительно приемлемых условиях – малая личный убежище, минимальную медицинскую помощь, придерживались также элементарные требования гигиены. Интересным и показательным является тот факт, что каждый человек имел возможность получать за свою работу определенную часть заработанных денег. Срок пребывания в цухтхаузи, как отмечают современные ученые-пенологы и историки, зависел от степени тяжести общественной вины и от поведения человека в учреждении. Из этого мы можем видеть, что эти институты активно стремились применять принципы наказания (исправление), на которых говорили ведущие философы, начиная с эпохи Возрождения.
Подтверждением действенности этих гуманных философски определенных принципов исправления девиантного личности общая позиция современных исследователей по значительно большей эффективности новейших учреждений по сравнению с тогдашними тюрьмами и каторгой. Кроме этого имеют место данные о том, что цухтхаузы даже получали широкую поддержку граждан, которые часто использовали право за небольшой счет временно направлять к ним своих детей для перевоспитания и привитие необходимых нравственных качеств [187].
Однако практика этих институтов в 1614 году была свернута и прекращена. Причинами этого стали крупные и длительные военные конфликты (тридцатилетняя война), которые происходили на фоне тогдашней Европы. Эти события привели к падению нравственного уровня широких слоев населения, увеличение проявлений агрессивности, изменении общественного мнения о необходимости усиления репрессивности отношение к правонарушителям
Следующим примером “оттепели” во внедрении философских позиций наказания была так называемая “английская марочная прогрессивная пенитенциарная система лишения свободы” (от латинского poenitentia – раскаяние) начала – середины XIX века. Она представляла собой государственный, но не чисто правовой институт, который своей главной целью провозглашал побуждение личности к исправлению. Как свидетельствуют имеющиеся источники, пенологична практика этой организации, как и цухтхаузив, пользовалась некоторыми из принципов, на которых отмечали выдающиеся философы, а именно принципами соответствия наказания степени вины и зависимости скорости освобождения от состояния исправления [98, 187]. При этом также существовали некоторые методы поощрения развития и закрепления в личности социально-желаемого поведения. Так каждому лицу, добровольно становилась к труду и проявляла надлежащее поведение предоставлялась определенное количество баллов – “марок” (отсюда название институтов), сумма которых позволяла личности получать льготы по улучшению бытовых условий, уменьшение срока предшествующего в системе и строгости изоляции. При увольнении с пенитенциарной системы каждое лицо давала письменное обязательство избегать контактов с лицами, ведут аморальный и антиобщественный образ жизни, воздерживаться от правонарушений, а также честно работать, регулярно появляться в органы поддержания правопорядка и отчитываться о состоянии своей жизни.
Как определяют современные исследователи, пенитенциарные системы, то есть реформированы тюрьмы, которые использовали некоторые из определенных философами пенологичних принципов, выполняли цель исправления достаточно удовлетворительно, что закономерно отразилось на уменьшении определенных демографических показателей [98, 187, 189]. Это объясняет распространение подобных институтов (“пенитенциариев”) в середине – конце ХIХ в странах Западной Европы – в частности, в Ирландии, Франции, Швеции. Со временем у них внедрили обязательное начальное образование, а также новый тип льгот – непродолжительные отпуска для лиц, проявляли наибольшую покорность, которая считалась выражением сознательного и активного исправления.
Информативным для нашего исследования является также пример так называемой Борстальськои тюремной системы – одного из видов пенитенциарной, которая также использовала прогрессивное уменьшение срока и улучшения условий наказание в зависимости от поведения человека, его отношение к труду. Кроме того, этот институт был в значительной степени открытым для влияния звеньев гражданского общества – негосударственных организаций, занимались нравственным состоянием осужденных, ускорением его исправления и включением личности в нормальное общественную жизнь. Членство таких организаций (так называемых “борстальських комитетов”) составляли наиболее добропорядочные, уважаемые и порядочные гражданами, священники, а также сотрудники пенитенциарной системы. Кроме определенного, они брали на себя функцию патронажа, то есть помощи уволенным находить работу, устраивать жизнь, что значительно повысило эффективность и продолжительность исправительного воздействия.
Принимая во внимание вышеизложенное, мы можем говорить о прогрессе европейской пенологичнои практики, который заключался в постепенном превращении тюрем на так называемые “пенитенциарные” (или “прогрессивные”) системы, которые пытались пользоваться тремя философски обоснованными принципами, которые обеспечивают справедливость наказания – принципом соответствия степени вины, степени исправления и комплексного воздействия на девиантное личность. При этом важным и показательным является то, что увеличение эффективности комплексного исправительного воздействия обеспечивалось благодаря участию в нем не только религии, но и гражданского общества.
Мы также видим, что на пути прогресса уголовных формаций стал ряд объективных обстоятельств. Одними из них были многочисленные и длительные военные конфликты, в которые были втянуты большинство европейских стран. Как определяют современные ученые, эти войны привели к кризисам общественно-политического строя и значительному ухудшению материального, морального состояния граждан, закономерно вызвало рост преступности, а оно, в свою очередь – репрессивные общественные взгляды и соответствующие нормативные акты, которые увеличили жесткость отношение к осужденным и свели на нет первые попытки воплощения философских подходов к наказанию [68, 123].
Другим фактором, который, на первый взгляд, парадоксальным образом способствовал торможению пенологичного прогресса, был ряд эпохальных открытий в области естественных наук – биологии, эмбриологии, теории рас, а также психологии. Отдельные, новейшие на то время, достижения этих антропологических дисциплин стали почвой для появления и широкого распространения спекулятивных псевдонаучных и, в частности, псевдофилософских учений. Их яркими примерами являются ломброзианства и френология. Основателем первого был итальянский психиатр Чезаре Ломброзо (1835 – 1909 ГГ.), Который совершенно метафизически и, как правило, безосновательно считал причиной агрессивности и любой асоциальности природные признаки – в значительной степени, соматические. Пользуясь достаточно случайными антропологическими, экономическими, метеорологическими и другими разрозненными данными он составил так называемый “портрет прирожденного преступника” – при этом признаками “врожденной преступной склонности” назывались 16 групп факторов, как определялись ростом человека, строением частей черепа, конечностей и тому подобное. Лоброзианство, подобно средневековой философии, отмечало врожденной преступной склонности, которая должна обязательно проявиться у людей определенного антропологического типа. Исходя из такой логики, девиантные люди принципиально не подлежали исправлению и должны были быть или излечены или пожизненно изолированы, или физически уничтожены. Исходя из другой квазинауки, френологии, а также ее отрасли физиогномики, все нравственные и психические качества также в значительной степени врожденными и могли быть определены путем исследования строения мозга и черепа человека, измеряя параметры которого, как считалось, можно было вычислить “преступный” потенциал индивида – с аналогичными ломброзианства выводами.
Эти и подобные им квази и псевдонаучные учения составляли основу фашистских идеологий, которые длительное время были доминирующими в некоторых крупных европейских странах. Отсюда становится понятным, что ни о каком внедрении философских пенологичних концепций речи идти не могло – жесткую уголовную практику многих стран в ХХ веке составляли ссылки в колонии (в частности, Австралии), тюрьмы, концлагеря, крематории, газовые камеры, психиатрические больницы и тому подобное.
Вместе с приведенным, значительная роль в торможении пенологичнои практики принадлежит разнообразию и разнонаправленный характер персонологических теорий, были иллюстрированы и проанализированы в 1.1.5. Большинство из этих теорий, как определяют современные исследователи, были чрезвычайно распространенными в Европе, однако, вместе с этим они брали на вооружение достижения не столько философии, сколько психологии и антропологии и поэтому не были продолжением традиционных диалектических философских традиций. Тем самым они развивали однобокое и метафизическое толкование человека, личности и причин появления у нее девиантного, преступного поведения и поэтому не могли быть основой для конструктивного пенологичнои практики, сводя ее в психиатрическое лечение и пожизненной изоляции [43, 160, 215].
Следует также отметить, что после 1945 года, несмотря на установление мира между европейскими странами, ряд ученых Запада – юристов, медиков, психологов и физиологов, пользуясь открытиями в области этих наук, пытались сформулировать собственные теории появления преступного поведения, которые по своей сути были близкими к ломброзианського биологизаторского видение и средневекового этического иннеизму.
Так целый ряд западноевропейских и американских психологов, антропологов, психиатров и физиологов в частности, Хейли В. [238, 239] и Хутон Е. [240] характеризовали личность преступника как индивида с дефектной наследственностью, Алпер Б. [238], Шлапп Г. и Смит Э. [245] придавали большое значение особенностям развития эндокринной системы, которые, по их мнению, приводят к невротизации, душевных болезней, агрессии, эмоциональной неустойчивости и преступности. Глюк Ш. и Глюк Е. [234, 235] считали, что появления преступного поведения человека выдающимся образом влияет телосложение (конституция) тела. По их мнению, повышен криминогенными являются индивиды с “мезоморфным” строением тела, которая, как считалось, коррелирует со склонностью к воровству. Они также считали, что под влиянием определенной соматической строения формируется особый “криминогенный тип человека”. Также согласно Подольски Е. [243], на склонность к воровству, а также на нарушение правил дорожного движения влияет уровень сахара и ионов кальция в крови. В свою очередь Годдард Г. [235], Фачc Е. и Хиате К. [233], на основе собственных эмпирических исследований пришли к парадоксальному выводу, что подавляющее большинство преступников имеет низкий уровень умственного развития, или явно выраженную тенденцию к его падению. Меннингер К. А. [241] предпочитал концепции криминальной личности как особого психолиатричного типа. Ейбрахамсен Д. [231], объяснял криминальное поведение лица психосексуального конфликтами и нарушениями “супер-Эго”, которые имели место в детстве девиантных лиц. Им вообще подчеркивалось, что при формировании преступности всегда присутствуют неблагоприятные, напряженные семейные условия, которые являются основной причиной формирования агрессии и слабого самоконтроля.
Как видно из 1.1.5. с таким антропологическим и психологизаторським видением причин преступности вступали в спор философские теории личности, которые толковали этот феномен и причины поведения диалектически, учитывая большие достижения европейской философии. Эти теории со временем получили большее распространение, чем антропологические и психологизаторськи – причем того они получали поддержку в известных представителей западной науки – Ж. Кетле, Э. Дюркгейма, Р. Мертона, М. Вебера и других [76, 77, 122] . Это противостояние в конце концов завершилось только в 1972 году международным признанием антропологических теории бездоказательными и неубедительными [43] для объяснения причин появления преступного поведения.
С этого времени уголовное практика вновь начинает обращаться к философско-пенологичних достижений европейской цивилизации. Это подтверждается одиночным экспериментальным внедрением в некоторых странах уголовных учреждений нового типа, которые, подобно государственных институтов XIX – начала ХХ века, получают традиционное название “пенитенциарных систем” и стремятся учитывать и развивать положительный опыт аналогичных институтов недалекого прошлого.
В этом контексте следует отметить, что особой популярностью в современных теоретиков пенология приобретают труды французского философа Мишеля Поля Фуко (1926 – 1984 ГГ.), В которых он анализирует рассмотренные нами выше подходы к исправлению девиантного личности, которые имели место в Средневековье и XVII – XIX веке. Так в работе “Наблюдать и наказывать. Рождение тюрьмы” философ неоднократно подчеркивает, что наказание является действием, направленным на исправление личности, возведении его поведения в общегражданских нормативов [211, с. 130 – 142]. Он также настаивает на необходимости гуманного комплексного и индивидуализированного подхода к исправлению девиантного личности и выражает положительное отношение к бентамивського проекта “паноптика”, изображенного нами выше [211].
Вместе с этим большое число современных общественных и политических деятелей Запада единодушно подчеркивают, что для мировой пенология целом характерна неопределенность целей, принципов и методов функционирования, что, в свою очередь, приводит к недостаточной эффективности уголовной системы с точки зрения перестройки нравственных качеств осужденных [132, 137, 163, 181, 182, 190]. Эта неопределенность объясняется нами определенным запустения достижений классической философской науки путем наслоений метафизических и псевдонаучных европейских и американских учений. Последствия этой неопределенности закономерно сказываются на повышении уровня преступности и ее рецидивов. В свою очередь это влечет за собой высказывания общественностью граждан негативного отношения к любой гуманизации наказания, а также поддержки репрессивного отношения к личности, которая обнаруживает преступное поведение.
Результатом этого является практическое отсутствие широкого внедрения положительных достижений гуманистической философской пенология – оно, как отмечается исследователями социального положения стран Запада, имеет только характер единичных несистематических экспериментов [132, 137, 163, 164, 181, 182, 190, 211, 230 – 237, 241, 243, 244]. Важно также то, что разнообразие разновекторных научных теорий, общественно-политических и межгосударственных проблем привело к противоречивому понимание сущности наказания как с стороны государственных институтов, так и с стороны общественных организаций, а также широкой общественности граждан. Иными словами имеющейся, по мнению ученых, являются: отсутствие единой европейской идеологии наказание, неготовность широких масс к единому и неотрывного понимание наказания и исправления, а также продолжение репрессивной уголовной практики, часто пользуется возмездных функцией, справедливо названной философами средневековым реликтом и анахронизмом (см. 1.1.2.).
Что касается отечественной пенология, то она в ХХ веке развивалась преимущественно в русле марксистско-ленинской философской теории. Уголовная практика реализовывалась сетью тюрем и колоний. Целью этих институтов в разное время провозглашалось:
– Исправление личности осужденных (Уголовный кодекс СССР 1925);
– “Пребывание осужденных в условиях, которые не дают возможности наносить вред социалистическому строительству” (1933);
– Содержание в таких условиях, которые бы предотвращали повторном совершению преступления и исправления осужденного (1978 г..)
(1 votes, average: 5.00 out of 5)