Новые измерения исправления в странах Балтии
Исследуя имеющиеся источники информации, мы видим, что Эстония с 1993 года планомерно реформирует собственную уголовное систему. Анализ методологии функционирования этого нового эстонского института показывает определенную ее сходство с методологией обновленных польской и чешской уголовных систем. Современная пенология Эстонии, как и рассмотренных выше государств подчеркивает, что цель уголовного формации заключается в качественном обновлении девиантного личности – при этом в Эстонии отмечается, что понятие “человек” должно стать центром любой активности тюремной системы [188].
Сегодня в каждой из исправительных учреждений Эстонии организовано три вида режима – карантинный, общий и облегчен. Их существование позволяет внедрять выделенные ранее принципы исправления – первичной дифференциации наказания и постепенности процесса реконструкции нравственным качествам девиантного личности, причем последний реализуется путем льготного предоставления гражданам все большей степени свободы и соответствующего перевода к облегченному режиму с лучшими условиями (аналогично принципу “релаксации” в Польше и Чехии) [242].
В Эстонии, как и в Чехии принята Концепция развития тюремной системы (далее Концепция), в которой, в частности, акцентируется внимание на необходимости комплексного воздействия на девиантное личность (принцип 2), который должен реализовываться за счет улучшения бытовых условий пребывания в местах лишения свободы, создание гуманных условий жизни, достойных человека, а также возможностей для работы и получения образования [242, 149]. Основной механизм будущего внедрения этого принципа подобный чешского – здесь также предполагается использование специальных исправительных программ, ориентированных, главным образом, на реинтеграцию личности в общество. Эстонские пенологы также настаивают на важности продолжения комплексного воздействия на личность и после освобождения, в частности, путем деятельности Эстонского Центра социальной реабилитации [242, 149].
Выделенный ранее принцип 6 (принцип обратной связи “уголовный институт – девиантное личность”) в Эстонии реализуется механизмом, подобным польского института Омбуцменства – здесь осуществляется проект под названием “Представитель для контактов”, в рамках которого предусматривается назначение новой государственного должностного лица, которая бы занималась проблемами человека и укреплением личностных положительных отношений с окружающим обществом, а также с персоналом учреждений.
Как и системы Польши и Чехии, эстонская формация стремится к открытости (принцип 4), то есть к продолжению социально-полезных контактов личности с влиятельными звеньями общества. Одним из механизмов внедрения этого принципа является участие Эстонии в проекте “Норд-Балт” (“Nord-Balt Prison project”), что позволяет ее уголовной системе заимствовать опыт аналогичных социальных формаций Швеции, Финляндии и Дании. Открытой эстонская уголовное система также для деятельности религиозных институтов (Эстонский христианский центр реабилитации и т. п.) [112], однако, как отмечают исследователи, активность структур гражданского общества, которая является одним из основных критериев высокого развития пенитенциарии, здесь заметно ниже, чем в Польше [ 149].
Что касается внедрения выделенного нами принципа 5, то эстонская концепция, аналогично чешской и польской парадигм, предусматривает перспективу внедрения альтернативных мер наказания, связанных с минимально необходимыми сроками изоляции, или вообще не связанных с ней.
Важно отметить также чрезвычайно полезную черту эстонской методологии – как и в польской, здесь реализуется принцип целенаправленного воздействия на общественное мнение с целью нивелирования ее негативного влияния на реформу тюремной системы (принцип 7). Среди механизмов внедрения этого принципа является как подобные польских – работа со средствами массовой информации, так и специфические – в начале реформ пенитенциарии в Эстонии осуществлено обновление судебного аппарата – на должности были назначении новые судьи. Это мероприятие эстонскими пенологамы определяется как важнейшее условие для успешности дальнейшей тюремной реформы [149].
Что касается уголовной формации Латвии, то она начала реорганизовываться в 1994 году. С этого времени уголовное практика этой страны аналогично уголовной практики рассмотренных выше стран, начала активно внедрять определенные выше методологические принципы. Так принцип начальной дифференциации наказания в Латвии реализуется первичным распределением осужденных за учреждениями закрытого, частично закрытого и открытого типов. Активно внедряется также принцип поэтапности реконструкции нравственной сферы личности, механизм которого (постепенный перевод осужденного в учреждение с более мягким режимом согласно успешности реконструкции личности) тождественен механизму рассмотренных выше уголовных формаций систем. При этом, как и в Польше, Чешской Республике и Эстонии, постепенно уменьшаются ограничения, осужденным предоставляется больше льгот, что, как отмечается исследователями, является мощным стимулом для изменений их девиантных волевых и нравственных качеств на социально-приемлемые и одобряемые [176].
Принцип комплексного воздействия на девиантное личность также реализуется похожими с Польшей и Эстонией механизмами, а именно: улучшением условий пребывания осужденных и постоянной исправительной работой квалифицированных специалистов. В докладах государственных и общественных деятелей отмечается, что помещение тюремной системы Латвии планомерно перестраиваются с учетом гигиенических норм, позволяет предотвращать появление негативных личностных расстройств [149]. Отметим, что деятельность психологов и воспитателей подчинена широком спектру социально-реабилитационных программ – так же, как предусмотрено в Концепции Чешской Республики, а также реализуется на эстонском практикой. В латвийском институте для духовного просвещения осужденных и воспитательной работой с ними специально создана должность капеллана.
Вместе с тем следует отметить, что до сих пор непригодной в Латвии остается образование осужденных, которая, в контексте выводов по первому разделу нашей работы, является необходимым условием исправления их нравственности и последующей социальной реинтеграция. Негативным моментом также является низкая активность негосударственных организаций пенитенциарного направления – по мнению исследователей в Латвии существует так называемый “коллапс системы социальной поддержки” [39, 176].
Постепенно внедряется латвийской Пенитенциарии и принцип открытости, который реализуется активным участием страны в “Nord-Balt Prison project”, в рамках которого поддерживается широкий спектр контактов с соответствующими государственными и общественными организациями стран Скандинавии – в частности, Швецией и Норвегией. Важным является тот факт, что благодаря этому проекту предприятия многих латвийских уголовных учреждений бесплатно получили промышленное оборудование, что позволило обеспечить осужденных работой и реально обучать их социально-полезным специальностям. Открытой латвийская система также и для представителей религиозных конфессий (католиков, лютеран, православных, адвентистов и других), международных христианских организаций (в частности, “Prison Fellow Ship International”).
Следует отметить, что в отличие от чешской пенитенциарии, и подобно польской и эстонской, латвийской государственно-общественный институт на практике внедряет принцип целенаправленного воздействия на общество (принцип 7). В контексте этого пенологамы отмечается, что крайне необходимо сегодня является задача преодоления недоверия и неприязни в отношении к осужденным и работников тюрем [84]. С этой целью в учреждения Латвии были аккредитованы представители многочисленных средств массовой информации. Хотя, как отмечают исследователи [176], этот механизм находится на начальных стадиях внедрения, он уже позволяет осуществлять влияние на общественное опинию и определенным образом нейтрализовать устаревшие стереотипы в массовом сознании, которые могли негативно сказаться на исправлении девиантного личности.
Что касается организации обратной связи между уголовным институтом и личностью, подлежащей исправлению (принцип 6), то мы можем отметить, что он не входит в современной латвийской методологии наказания.
Имеющаяся информация о литовской пенитенциарную формацию не позволяет провести ее подробную компарацию с учреждениями проанализированных выше стран. Вместе с этим мы можем отметить, что она, как и аналогичные институты балтийских стран, находится в состоянии активной реорганизации. В связи с этим Литва, так же, как и Эстония и Латвия, принимает участие в “Nord – Balt Prison project”, в ней также действуют международные и национальные неправительственные организации пенитенциарного направления – PRI, Литовская Ассоциация т. п., активно занимаются помощью осужденным и тем личностям, которые покинули исправительные учреждения.
На основе обзора и социально-философского анализа мы можем отметить, что методология наказания и уголовная практика балтийских стран отличается от чешской заметно больше “продвинутостью” (то есть более передовой) – реальное внедрение мероприятий, которые соответствуют принципам 1, 3, 5, 7 определенным образом приближает эти страны к их состоянию в Польше. Вместе с тем, в странах Балтии отмечается определенный недостаток механизмов, которые реализуются принципы 2 и 4 (а латвийская парадигма вообще не учитывает принципа 6). Итак, в целом, по нашему мнению, состояние уголовных институтов Эстонии, Латвии и Литвы может быть оценен как промежуточный между состоянием польской пенитенциарной формации, где все принципы реализуются широким спектром механизмов и чешской, где они находятся на начальных и промежуточных этапах внедрения в практику.