ТРУДНО БЫТЬ БОГОМ (Отрывки) – Аркадий Натанович Стругацкий (1925-1991) – “НАЗНАЧЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА – ПРЕВРАЩАТЬ ЛЮБОЕ МЕСТО В ЦВЕТУЩИЙ САД” – ПРОБЛЕМЫ ВОЛНУЮЩИЕ ЧЕЛОВЕКА МЫСЛЯЩЕГО В ЛИТЕРАТУРЕ ХХ СТОЛЕТИЯ

ТРУДНО БЫТЬ БОГОМ (Отрывки)

Землянин Антон, сотрудник земного Института Экспериментальной Истории, под видом знатного дворянина Руматы Эсторского выполняет миссию в Арканарском королевстве на одной из обитаемых планет, уровень развития цивилизации которой соответствует земному Средневековью. Его деятельность на планете ограничена рамками Проблемы Бескровного Воздействия, согласно которой история Арканара должна развиваться самостоятельно, без вмешательства землян, а все, что допустимо для исследователей, – защищать арканарцев от исторических ошибок, пережитых в свое время земной цивилизацией.

Антон взволнован положением дел в Арканаре: идут гонения на “грамотеев”, спасение ученых и поэтов становится все более опасным. Дон Кондор советует Румате быть терпеливым и выжидать, ничего не предпринимая, помнить, что они просто наблюдатели. Но в Арканарском королевстве происходят страшные вещи…

Глава 3

(…) А главное – это ощущение наползающей тени. Непонятно, чья, непонятно, откуда, но она наползает и наползает совершенно неотвратимо…

Эта неотвратимость чувствовалась по всем. И в том, что штурмовики, которые еще совсем недавно трусливо жались к казармам, теперь с топорами наголо свободно разгуливают прямо посередине улиц, где раньше разрешалось ходить только благородным донам. И в том, что исчезли из города уличные певцы, рассказчики, плясуны, акробаты. И в том, что горожане перестали распевать куплеты политического содержания, стали очень серьезными и совершенно точно знали, что необходимо для блага государства. И в том, что внезапно и необъяснимо был закрыт порт. И в том, что были разгромлены и сожжены “возмущенным народом” все лавочки, торгующие раритетами, – единственные места в королевстве, где можно было купить или взять на время книги и рукописи на всех языках Империи и на древних, ныне мертвых, языках аборигенов Запроливья. И в том, что украшение города, сверкающая башня астрологической обсерватории, торчала теперь в синем небе черным гнилым зубом, спаленная “случайным пожаром”. И в том, что потребление спиртного за два последних года выросло в четыре раза – в Арканаре-то, издревле славившемся безудержным пьянством! (…) И, наконец, в том, что старый стервятник Вага Колесо переселился в город, чуя большую поживу… Где-то в недрах дворца, в роскошных апартаментах, где подагрический король, двадцать лет не видевший солнца, из страха перед всем на свете подписывает один за другим жуткие приказы, обрекающие на мучительную смерть самых честных и бескорыстных людей, где-то там вызревал чудовищный гнойник, и прорыва этого гнойника надо было ждать не сегодня-завтра… (…)

Теперь не уходят из жизни,

Теперь из жизни уводят.

И если кто-нибудь даже

Захочет, чтоб было иначе,

Опустит слабые руки,

Не зная, где сердце спрута

И есть ли у спрута сердце… (…)

У спрута есть сердце. И мы знаем, где оно. И это всего страшнее, мой тихий, беспомощный друг. Мы знаем, где оно, но мы не можем разрубить его, не проливая крови тысяч запуганных, одурманенных, слепых, не знающих сомнения людей. А их так много, безнадежно много, темных, разъединенных, озлобленных вечным неблагодарным трудом, униженных, не способных еще подняться над мыслишкой о лишнем медяке… И их еще нельзя научить, объединить, направить, спасти от самих себя. Рано, слишком рано, на столетия раньше, чем можно, поднялась в Арканаре серая топь, она не встретит отпора, и остается одно: спасать тех немногих, кого можно успеть спасти. Будаха, Тарру, Нанина, ну еще десяток, ну еще два десятка.

Но одна только мысль о том, что тысячи других, пусть менее талантливых, но тоже честных, по-настоящему благородных людей фатально обречены, вызывала в груди ледяной холод и ощущение собственной подлости. Временами это ощущение становилось таким острым, что сознание помрачалось, и Румата словно наяву видел спины серой сволочи, озаряемые лиловыми вспышками выстрелов, и перекошенную животным ужасом всегда такую незаметную, бледненькую физиономию дона Рэбы и медленно обрушивающуюся внутрь себя Веселую Башню… Да, это было бы сладостно. Это было бы настоящее дело. Настоящее макроскопическое воздействие. Но потом… Да, они в Институте правы. Потом неизбежное. Кровавый хаос в стране. Ночная армия Ваги, выходящая на поверхность, десять тысяч головорезов, отлученных всеми церквами, насильников, убийц, растлителей; орды меднокожих варваров, спускающиеся с гор и истребляющие все живое, от младенцев до стариков; громадные толпы слепых от ужаса крестьян и горожан, бегущих в леса, в горы, в пустыни; и твои сторонники – веселые люди, смелые люди! – вспарывающие друг другу животы в жесточайшей борьбе за власть и за право владеть пулеметом после твоей неизбежно насильственной смерти… И эта нелепая смерть – из чаши вина, поданной лучшим другом, или от арбалетной стрелы, свистнувшей в спину из-за портьеры. И окаменевшее лицо того, кто будет послан с Земли тебе на смену и найдет страну, обезлюдевшую, залитую кровью, догорающую пожарищами, в которой все, все, все придется начинать сначала… (…)

Вернувшись домой, Румата находит дожидающуюся его Киру – девушку, которую он любит. Отец Киры – помощник писца в суде, брат – сержант у штурмовиков. Кира боится возвращаться домой: отец приносит из Веселой Башни для переписки бумаги, забрызганные кровью, а брат приходит домой пьяный, грозится вырезать всех книгочеев до двенадцатого колена. Румата, желая оградить возлюбленную от жестокости окружающего мира, объявляет слугам, что Кира будет жить в его доме в качестве домоправительницы.

(…) Румата отступил от окна и прошелся по гостиной. Это безнадежно, подумал он. Никаких сил не хватит, чтобы вырвать их из привычного круга забот и представлений. Можно дать им все. Можно поселить их в самых современных спектрогласовых домах и научить их ионным процедурам, и все равно по вечерам они будут собираться на кухне, резаться в карты и ржать над соседом, которого лупит жена. И не будет для них лучшего времяпрепровождения. В этом смысле дон Кондор прав: Рэба – чушь, мелочь в сравнении с громадой традиций, правил стадности, освященных веками, незыблемых, проверенных, доступных любому тупице из тупиц, освобождающих от необходимости думать и интересоваться. А дон Рэба не попадет, наверное, даже в школьную программу. “Мелкий авантюрист в эпоху укрепления абсолютизма”.

Дон Рэба, дон Рэба! Не высокий, но и не низенький, не толстый и не очень тощий, не слишком густоволос, но и далеко не лыс. В движениях не резок, но и не медлителен, с лицом, которое не запоминается. Которое похоже сразу на тысячи лиц. Вежливый, галантный с дамами, внимательный собеседник, не блещущий, впрочем, никакими особенными мыслями…

Три года назад он вынырнул из каких-то заплесневелых подвалов дворцовой канцелярии, мелкий, незаметный чиновник, угодливый, бледненький, даже какой-то синеватый. Потом тогдашний первый министр был вдруг арестован и казнен, погибли под пытками несколько одуревших от ужаса, ничего не понимающих сановников, и словно на их трупах вырос исполинским бледным грибом этот цепкий, беспощадный гений посредственности. Он никто. Он ниоткуда. Это не могучий ум при слабом государе, каких знала история, не великий и страшный человек, отдающий всю жизнь идее борьбы за объединение страны. (…) Это не златолюбец-временщик, думающий лишь о золоте… убивающий направо и налево ради власти и властвующий, чтобы убивать. Шепотом поговаривают даже, что он и не дон Рэба вовсе, что дон Рэба – совсем другой человек, а этот бог знает кто, оборотень, двойник, подменыш… (…)

Он упразднил министерства, ведающие образованием и благосостоянием, учредил министерство охраны короны, снял с правительственных постов родовую аристократию и немногих ученых, окончательно развалил экономику, написал трактат “О скотской сущности земледельца” и, наконец, год назад организовал “охранную гвардию” – “Серые роты”. За Гитлером стояли монополии. За доном Рэбой не стоял никто, и было очевидно, что штурмовики в конце концов сожрут его, как муху. Но он продолжал крутить и вертеть, нагромождать нелепость на нелепость, выкручивался, словно старался обмануть самого себя, словно не знал ничего, кроме параноической задачи – истребить культуру. (…)

Теперь вот ему понадобился Будах. Снова нелепость. Снова какой-то дикий финт. Будах – книгочей. Книгочея – на кол. С шумом, с помпой, чтобы все знали. Но шума и помпы нет. Значит, нужен живой Будах. Зачем? (…)

Глава 5

(…) Румата явился во дворец, слегка запоздав. Утренний прием уже начался. В залах толпился народ, слышался раздраженный голос короля и раздавались мелодичные команды министра церемоний, распоряжающегося одеванием его величества. Придворные в основном обсуждали ночное происшествие. Некий преступник с лицом ируканца проник во дворец, вооруженный стилетом, убил часового и ворвался в опочивальню его величества, где якобы и был обезоружен лично доном Рэбой, схвачен и по дороге в Веселую Башню разорван в клочья обезумевшей от преданности толпой патриотов. Это было уже шестое покушение за последний месяц, и поэтому сам факт покушения интереса почти не вызвал. Обсуждались только детали. (…)

Румата мало-помалу продвигался в первые ряды разряженной, надушенной, обильно потеющей толпы. (…)

Королю натягивали чулки. (…)

Тут король, отпихнув камердинеров ногами, так резко повернулся к дону Рэбе, что живот его, похожий на туго набитый мешок, перекатился на одно колено.

– Мне надоели ваши покушения! – истерически завизжал он. – Покушения! Покушения! Покушения!.. Ночью я хочу спать, а не сражаться с убийцами! Почему нельзя сделать, чтобы они покушались днем? Вы дрянной министр, Рэба! Еще одна такая ночь, и я прикажу вас удавить! (Дон Рэба поклонился, прижимая руку к сердцу.) После покушений у меня болит голова! … А, Румата!.. Вы еще живы? А Рэба обещал мне удавить вас! – он захихикал. – Он дрянной министр, этот Рэба. Он только и делает, что обещает. Обещал искоренить крамолу, а крамола растет. Каких-то серых мужланов понапихал во дворец… Я болен, а он всех лейб-знахарей поперевешал.

– Я совсем больной, – продолжал король, – у меня же все болит. Я хочу на покой. Я бы уже давно ушел на покой, так вы же все пропадете без меня, бараны… (…)

– Государь! – во весь голос сказал Румата, и ему показалось, что во дворце все замерло. – Вам стоит приказать, и лучший лекарь Империи будет во дворце через полчаса!

Король оторопело уставился на него. Риск был страшный. Дону Рэбе стоило только мигнуть. Румата физически ощутил, сколько пристальных глаз смотрят сейчас на него поверх оперения стрел, – он-то знал, зачем идут под потолком спальни ряды круглых черных отдушин. Дон Рэба тоже смотрел на него с выражением вежливого и благожелательного любопытства.

– Что это значит? – брюзгливо осведомился король. – Ну, приказываю, ну, где ваш лекарь?

Румата весь напрягся. Ему казалось, что наконечники стрел уже колют его лопатки.

– Государь, – быстро сказал он, – прикажите дону Рэбе представить вам знаменитого доктора Будаха!

Видимо, дон Рэба все-таки растерялся. Главное было сказано, а Румата был жив. Король перекатил мутные глаза на министра охраны короны.

– Государь, – продолжал Румата, теперь уже не торопясь и надлежащим слогом. – Зная о ваших поистине невыносимых страданиях и памятуя о долге моего рода перед государями, я выписал из Ирукана знаменитого высокоученого лекаря доктора Будаха. К сожалению, однако, путь доктора Будаха был прерван. Серые солдаты уважаемого дона Рэбы захватили его на прошлой неделе, и дальнейшая его судьба известна одному только дону Рэбе. Я полагаю, что лекарь где-то поблизости, скорее всего в Веселой Башне, и я надеюсь, что странная неприязнь дона Рэбы к лекарям еще не отразилась роковым образом на судьбе доктора Будаха.

Румата замолчал, сдерживая дыхание. Кажется, все обошлось превосходно. Держись, дон Рэба! Он взглянул на министра – и похолодел. Министр охраны короны нисколько не растерялся. Он кивал Румате с ласковой отеческой укоризной. Этого Румата никак не ожидал. Да он в восторге, ошеломленно подумал Румата. Зато король вел себя, как ожидалось.

– Мошенник! – заорал он. – Удавлю! Где доктор? Где доктор, я вас спрашиваю?! Молчать! Я вас спрашиваю, где доктор?

Дон Рэба выступил вперед, приятно улыбаясь.

– Ваше величество, – сказал он, – вы поистине счастливый государь, ибо у вас так много верных подданных, что они порой мешают друг другу в стремлении услужить вам. (Король тупо смотрел на него.) Не скрою, как и все, происходящее в вашей стране, был мне известен и благородный замысел пылкого дона Руматы. Не скрою, что я выслал навстречу доктору Будаху наших серых солдат – исключительно для того, чтобы уберечь почтенного пожилого человека от случайностей дальней дороги. Не буду я скрывать и того, что не торопился представить Будаха Ируканского вашему величеству…

– Как же это вы осмелились? – укоризненно спросил король.

– Ваше величество, дон Румата молод и столь же неискушен в политике, сколь многоопытен в благородной схватке. (…) И поэтому я счел необходимым произвести предварительно небольшое расследование. Я бы не стал торопиться, но если вы, ваше величество (низкий поклон королю), и дон Румата (кивок в сторону Руматы) так настаиваете, то сегодня же после обеда доктор Будах, ваше величество, предстанет перед вами, чтобы начать курс лечения.

– А вы не дурак, дон Рэба, – сказал король, подумав. – Расследование это хорошо. Это никогда не мешает. Проклятый ируканец… – Он взвыл и снова схватился за колено. – Проклятая нога! Так, значит, после обеда? Будем ждать.

И король, опираясь на плечо министра церемоний, медленно прошел в тронный зал мимо ошеломленного Руматы. (…)

В ожидании, когда министр церемоний под звуки труб трижды провозгласил “к столу!”, Румата стоял в группе придворных и в десятый раз слушал рассказ дона Тамэо о королевском обеде, на котором он, дон Тамэо, имел честь присутствовать полгода назад.

– …Я нахожу свое кресло, мы стоим, входит король, садится, садимся и мы. Обед идет своим чередом. И вдруг, представьте себе, дорогие доны, я чувствую, что подо мной мокро. Мокро! Ни повернуться, ни поерзать, ни пощупать рукой я не решаюсь. Однако, улучив момент, я запускаю руку под себя – и что же? Действительно мокро! Нюхаю пальцы – нет, ничем особенным не пахнет. Что за притча! Между тем обед кончается, все встают, а мне, представьте себе, благородные доны, встать как-то страшно. Я вижу, что ко мне идет король – король! – но продолжаю сидеть на месте, словно барон-деревенщина, не знающий этикета. Его величество подходит ко мне, милостиво улыбается и кладет руку мне на плечо. “Мой дорогой дон Тамэо, – говорит он, – мы уже встали и идем смотреть балет, а вы все еще сидите. Что с вами, уж не объелись ли вы?” – “Ваше величество, – говорю я, – отрубите мне голову, но подо мной мокро”. Его величество изволил рассмеяться и приказал мне встать. Я встал – и что же? Кругом хохот! Благородные доны, я весь обед просидел на ромовом торте! Его величество изволил очень смеяться. “Рэба, Рэба, – сказал, наконец, он, – это все ваши шутки! Извольте почистить благородного дона, вы испачкали ему седалище!” Дон Рэба, заливаясь смехом, вынимает кинжал и принимается счищать торт с моих штанов. Вы представляете мое состояние, благородные доны? Не скрою, я трясся от страха при мысли о том, что дон Рэба, униженный при всех, отомстит мне. К счастью, все обошлось. Уверяю вас, благородные доны, это самое счастливое впечатление моей жизни! Как смеялся король! Как был доволен его величество!

Придворные хохотали. Впрочем, такие шутки были в обычае за королевским столом. Приглашенных сажали в паштеты, в кресла с подпиленными ножками, на гусиные яйца. Саживали и на отравленные иглы. Король любил, чтобы его забавляли. (…)

Король затолкал за ворот сероватую салфетку, окинул взглядом блюда и схватил куриную ножку. Едва он впился в нее зубами, как сотня ножей с лязгом опустилась на тарелки и сотня рук протянулась над блюдами. Зал наполнился чавканьем и сосущими звуками, забулькало вино. У неподвижных гвардейцев с двуручными мечами алчно зашевелились усы. Когда-то Румату тошнило на этих обедах. Сейчас он привык. (…)

– Послушайте, Рэба, – сказал вдруг король. – А где же лекарь? Вы обещали мне лекаря после обеда.

– Он здесь, ваше величество, – сказал дон Рэба. – Велите позвать?

– Велю? Еще бы! Если бы у вас так болело колено, вы бы визжали, как свинья!.. Давайте его сюда немедленно!

Румата откинулся на спинку кресла и приготовился смотреть. Дон Рэба поднял над головой и щелкнул пальцами. Дверь отворилась, и в залу, непрерывно кланяясь, вошел сгорбленный пожилой человек в долгополой мантии, украшенной изображениями серебряных пауков, звезд и змей. Под мышкой он держал плоскую продолговатую сумку.

Иллюстрации К. Гарина

Румата был озадачен: он представлял себе Будаха совсем не таким. Не могло быть у мудреца и гуманиста, автора всеобъемлющего “Трактата о ядах” таких бегающих выцветших глазок, трясущихся от страха губ, жалкой, заискивающей улыбки. (…)

– Ну-ка, ну-ка, пойди сюда, лекарь, – сказал король… – Ну давай, голубчик, лечи, чего стоишь…

– Ва-аше величество, со-соизволит показать ножку. Ножку, – услыхал Румата. Он поднял глаза.

Лекарь стоял на коленях перед королем и осторожно мял его ногу.

– Э… Э! – сказал король. – Ты что это? Ты не хватай! Взялся лечить, так лечи!

– Мне все по-понятно, ваше величество, – пробормотал лекарь и принялся торопливо копаться в своей сумке.

Гости перестали жевать. Аристократики На дальнем конце стола даже привстали и вытянули шеи, сгорая от любопытства.

Будах достал из сумки несколько каменных флаконов, откупорил их и, поочередно нюхая, расставил в ряд на столе. Затем он взял кубок короля и налил до половины вином. Произведя над кубком пассы обеими руками и прошептав заклинания, он быстро опорожнил в вино все флаконы. По залу распространился явственный запах нашатырного спирта. Король поджал губы, заглянул в кубок и, скривив нос, посмотрел на дона Рэбу. Министр сочувственно улыбнулся. Придворные затаили дыхание. (…)

– Это что, растирать? – спросил король, опасливо кивая на кубок.

– Отнюдь нет, ваше величество, – сказал Будах. Он уже немного оправился. – Это внутрь.

– Вну-утрь? – король надулся и откинулся в кресле. – Я не желаю внутрь. Растирай.

– Как угодно, ваше величество, – покорно сказал Будах. – Но осмелюсь предупредить, что от растирания пользы не будет никакой. (…)

– Ну ладно, с нами бог! – сказал король и поднес было кубок ко рту, но вдруг так резко отстранил его, что плеснул на скатерть. – А ну, выпей сначала сам! Знаю я вас, ируканцев, вы святого Мику варварам продали! Пей, говорят!

Будах с оскорбленным видом взял кубок и отпил несколько глотков.

– Ну как? – спросил король.

– Горько, ваше величество, – сдавленным голосом произнес Будах. – Но пить надо.

– На-адо, на-адо… – забрюзжал король. – Сам знаю, что надо. Дай сюда. Ну вот, полкубка вылакал, дорвался…

Он залпом опрокинул кубок. Вдоль стола понеслись сочувственные вздохи – и вдруг все затихло. Король застыл с разинутым ртом. Из глаз его градом посыпались слезы. Он медленно побагровел, затем посинел. (…)

– Стервец! – сказал он неожиданным басом. – Ты за что меня убил? Мало вас вешали! Чтоб ты лопнул!

Он замолчал и потрогал колено.

– Болит! – прогнусавил он прежним голосом. – Все равно болит!

– Ваше величество, – сказал Будах. – Для полного излечения надо пить микстуру ежедневно в течение по крайней мере недели…

В горле у короля что-то пискнуло.

– Вон! – взвизгнул он. – Все вон отсюда!

Придворные, опрокидывая кресла, гурьбой бросились к дверям.

– Во-о-он!.. – истошно вопил король, сметая со стола посуду.

Выскочив из зала, Румата нырнул за какую-то портьеру и стал хохотать.

За соседней портьерой тоже хохотали – надрывно, задыхаясь, с повизгиванием. (…)

Дон Румата уходит на ночное дежурство в опочивальню принца. Ночью прибегает министр двора с криком: “Будах отравил короля! В городе бунт! Спасайте принца!” Пятнадцать штурмовиков врываются в комнату. Румата падает от удара копьем, но от смерти его спасает металлопластиковая кольчуга. Нападающим удается накинуть на него сеть. Румату волокут мимо двери принца, землянин видит ворох окровавленных простыней на кровати и теряет сознание. Через некоторое время Румата приходит в себя, и его отводят в покои дона Рэбы на допрос.

ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ К ПРОЧИТАННОМУ

1. Где и когда происходят описанные в романе события? Какой мир создали вокруг себя люди в Арканаре?

2. Какие явления арканарского общества характеризуют слова “Теперь не уходят из жизни, теперь из жизни уводят”?

3. Кто такой Антон-Румата? Какую миссию он выполняет в Арканаре? В чем сложность его задания?

4. Какие обычаи царят при дворе короля? В каких описаниях выражено отношение героя к придворной жизни?

5. Кто такой дон Рэба? Почему его личность вызывает страх у жителей страны? Как Рэба организовывает государственный переворот?

Глава 7

(…) – Вы не дон Румата, – объявил дон Рэба. – Вы самозванец. – Он строго смотрел на Румату. – Румата Эсторский умер пять лет назад и лежит в фамильном склепе своего рода. И святые давно упокоили его мятежную и, прямо скажем, не очень чистую душу. Вы как, сами признаетесь, или вам помочь?

– Сам признаюсь, – сказал Румата. – Меня зовут Румата Эсторский, и я не привык, чтобы в моих словах сомневались.

Попробую-ка я тебя немножко рассердить, подумал он. Бок болит, а то бы я тебя поводил за салом.

– Я вижу, что нам придется продолжать разговор в другом месте, – зловеще сказал дон Рэба.

С лицом его происходили удивительные перемены. Исчезла приятная улыбка, губы сжались в прямую линию. Странно и жутковато задвигалась кожа на лбу. Да, подумал Румата, такого можно испугаться. (…)

– Вы плохо использовали Будаха, – сказал Румата. – Это отличный специалист. Был. – добавил он значительно.

В выцветших глазах что-то мигнуло. Ага, подумал Румата, а ведь Будах-то еще жив. Он уселся поудобнее и обхватил руками колено.

– Итак, вы отказываетесь признаться, – произнес дон Рэба.

– В чем?

– В том, что вы самозванец.

– Почтенный Рэба, – сказал Румата наставительно, – такие вещи доказывают. Ведь вы меня оскорбляете!

На лице дона Рэбы появилась приторность.

– Мой дорогой дон Румата, – сказал он. – Простите, пока я буду называть вас этим именем. Так вот, обыкновенно я никогда ничего не доказываю. Доказывают там, в Веселой Башне. (…) Посудите сами: зачем мне доказывать то, что я и сам знаю? И потом ведь признание вам ничем не грозит.

– Мне не грозит, – сказал Румата. – Оно грозит вам.

Некоторое время дон Рэба размышлял.

– Хорошо, – сказал он. – Видимо, начать придется все-таки мне. Давайте посмотрим, в чем замечен дон Румата Эсторский за пять лет своей загробной жизни в Арканарском королевстве. А вы потом объясните мне смысл всего этого. Согласны?

– Мне бы не хотелось давать опрометчивых обещаний, – сказал Румата, – но я с интересом вас выслушаю.

Дон Рэба, покопавшись в письменном столе, вытащил квадратик плотной бумаги и, подняв брови, просмотрел его.

– Да будет вам известно, – начал он, приветливо улыбаясь, – да будет вам известно, что мною, министром охраны арканарской короны, были предприняты некоторые действия против так называемых книгочеев, ученых и прочих бесполезных и вредных для государства людей. Эти акции встретили некое странное противодействие. В то время как весь народ в едином порыве, храня верность королю, а также арканарским традициям, всячески помогал мне: выдавал укрывшихся, расправлялся самосудно, указывал на подозрительных, ускользнувших от моего внимания, – в это самое время кто-то неведомый, но весьма энергичный выхватывал у нас из-под носа и переправлял за пределы королевства самых важных, самых отпетых и отвратительных преступников. (…) Кем-то была затрачена уйма золота, чтобы помешать свершиться гневу народному в отношении богомерзких шпионов и отравителей, бывших лейб-знахарей его величества. Кто-то при поистине фантастических обстоятельствах, заставляющих опять-таки вспомнить о враге рода человеческого, освободил из-под стражи чудовище разврата и растлителя народных душ, атамана крестьянского бунта Арату Горбатого… – Дон Рэба остановился и, двигая кожей на лбу, значительно посмотрел на Румату.

Румата, подняв глаза к потолку, мечтательно улыбался. Арату Горбатого он похитил, прилетев за ним на вертолете. На стражников это произвело громадное впечатление. На Арату, впрочем, тоже. А все-таки я молодец, подумал он. Хорошо поработал.

– Да будет вам известно, – продолжал дон Рэба, – что указанный атаман Арата в настоящее время гуляет во главе взбунтовавшихся холопов по восточным областям метрополии, обильно проливая благородную кровь и не испытывая недостатка ни в деньгах, ни в оружии.

– Верю, – сказал Румата. – Он сразу показался мне очень решительным человеком.

– Итак, вы признаетесь? – сейчас же сказал дон Рэба.

– В чем? – удивился Румата.

Некоторое время они смотрели друг другу в глаза.

– Я продолжаю, – сказал дон Рэба. – За спасение этих растлителей душ вы, дон Румата, по моим скромным и неполным подсчетам, потратили не менее трех пудов золота…

– Одного этого золота достаточно было бы для того, чтобы сжечь вас на костре! – завопил он. – Это дьявольское золото! Человеческие руки не в силах изготовить металл такой чистоты!

Он сверлил Румату взглядом. Да, великодушно подумал Румата, это он молодец. Этого мы, пожалуй, недодумали. И, пожалуй, он первый заметил. Это надо учесть. Рэба вдруг снова погас. В голосе его зазвучали участливые нотки:

– И вообще вы ведете себя очень неосторожно, дон Румата. Я все это время так волновался за вас. Вы такой дуэлянт, вы такой задира! Сто двадцать шесть дуэлей за пять лет! И ни одного убитого. В конце концов из этого могли сделать выводы. (…) Так вот, брат Аба выделил для вашего ареста не самых умелых бойцов, а самых толстых и сильных. И он оказался прав. Несколько вывихнутых рук, несколько отдавленных шей, выбитые зубы не в счет. и вот вы здесь! А ведь вы не могли не знать, что деретесь за свою жизнь. Вы мастер. Вы, несомненно, лучший меч Империи. Вы, несомненно, продали душу дьяволу, ибо только в аду можно научиться этим невероятным, сказочным приемам боя. Я готов даже допустить, что это умение было дано вам с условием не убивать. Хотя трудно представить, зачем дьяволу понадобилось такое условие. (…)

В это время лже-Будах, попробовавший королевского лекарства, на глазах у Руматы умирает с криком: “Обманули! Это же был яд! За что?”. Румата понимает, почему утром Рэба так обрадовался его словам: это был повод подсунуть королю лже-Будаха, ведь из рук своего первого министра король никогда ничего бы не принял.

Румата подошел к окну. Оно выходило на площадь перед дворцом. Уже занималась заря. В серое небо поднимались дымы пожаров. На площади валялись трупы. А в центре ее чернел ровный неподвижный квадрат. Румата вгляделся. Это были всадники, стоящие в неправдоподобно точном строю, в длинных черных плащах, в черных клобуках, скрывающих глаза, с черными треугольными щитами на левой руке и с длинными пиками в правой.

– Пр-рошу! – сказал дон Рэба лязгающим голосом. Он весь трясся. – Смиренные дети господа нашего, конница Святого Ордена. Высадились сегодня ночью в Арканарском порту для подавления варварского бунта ночных оборванцев Ваги Колеса вкупе с возомнившими о себе лавочниками! Бунт подавлен. Святой Орден владеет городом и страной, отныне Арканарской областью Ордена…

Румата невольно почесал в затылке. Вот это да, подумал он. (…)

– Мы еще не знакомы, – тем же лязгающим голосом продолжал он. – Позвольте представиться: наместник Святого Ордена в Арканарской области, епископ и боевой магистр раб божий Рэба! (…)

Румата поморщился.

– Немного тише, пожалуйста, – сказал он. – И запомните, Рэба: я отлично знаю, что никакой вы не епископ. Я вижу вас насквозь. Вы просто грязный предатель и неумелый дешевый интриган. – Дон Рэба облизнул губы, глаза его остекленели. Румата продолжал: – Я беспощаден. За каждую подлость по отношению ко мне или к моим друзьям вы ответите головой. Я вас ненавижу, учтите это. Я согласен вас терпеть, но вам придется научиться вовремя убираться с моей дороги. Вы поняли меня? (…)

Дон Рэба уже пришел в себя. Он утерся платочком и приятно улыбнулся.

– Я ценю ваше упорство, – сказал он. – В конце концов вы тоже стремитесь к каким-то идеалам. И я уважаю эти идеалы, хотя и не понимаю их. Я человек широких взглядов, я вполне могу представить себе, что когда-нибудь стану работать с вами плечом к плечу.

– Там видно будет, – сказал Румата и пошел к двери. Ну и слизняк! – подумал он. Тоже мне сотрудничек. Плечом к плечу…

Воспользовавшись данными Рэбой привилегиями, Румата освобождает из тюрьмы лекаря Будаха.

Глава 8

(…) Доктор Будах, отмывшийся, переодетый во все чистое, тщательно побритый, выглядел очень внушительно. Движения его оказались медлительны и исполнены достоинства, умные серые глаза смотрели благосклонно и даже снисходительно. Прежде всего он извинился перед Руматой за свою вспышку на площади. “Но вы должны меня понять, – говорил он. – Это страшный человек. Это оборотень, который явился на свет только упущением божьим. Я врач, но мне не стыдно признаться, что при случае я охотно умертвил бы его. Я слыхал, что король отравлен. И теперь я понимаю, чем он отравлен. (Румата насторожился.) Этот Рэба явился ко мне в камеру и потребовал, чтобы я составил для него яд, действующий в течение нескольких часов. Разумеется, я отказался. Он пригрозил мне пытками – я засмеялся ему в лицо. Тогда этот негодяй крикнул палачей, и они привели ему с улицы дюжину мальчиков и девочек не старше десяти лет. Он поставил их передо мной, раскрыл мой мешок со снадобьями и объявил, что будет пробовать на этих детях все снадобья подряд, пока не найдет нужное. Вот как был отравлен король, дон Румата.” Губы Будаха начали подергиваться, но он взял себя в руки. (…)

– Сущность человека, – неторопливо жуя, говорил Будах, – в удивительной способности привыкать ко всему. Нет в природе ничего такого, к чему бы человек не притерпелся. Вероятно, бог, создавая человека, догадывался, на какие муки его обрекает, и дал ему огромный запас сил и терпения. Затруднительно сказать, хорошо это или плохо. Не будь у человека такого терпения и выносливости, все добрые люди давно бы уже погибли, и на свете остались бы злые и бездушные. С другой стороны, привычка терпеть и приспосабливаться превращает людей в бессловесных скотов… И каждый новый день порождает новый ужас зла и насилия.

Румата поглядел на Киру. Она сидела напротив Будаха и слушала, не отрываясь, подперев щеку кулачком. Глаза у нее были грустные: видно, ей было очень жалко людей.

– Вероятно, вы правы, почтенный Будах, – сказал Румата. – Но возьмите меня. Вот я – простой благородный дон (у Будаха высокий лоб пошел морщинами, глаза удивленно и весело округлились), я безмерно люблю ученых людей, это дворянство духа. И мне невдомек, почему вы, хранители и единственные обладатели высокого знания, так безнадежно пассивны? Почему вы безропотно даете себя презирать, бросать в тюрьмы, сжигать на кострах? Почему вы отрываете смысл своей жизни – добывание знаний – от практических потребностей жизни борьбы против зла?

Будах отодвинул от себя опустевшее блюдо из-под пирожков.

– Вы задаете странные вопросы, дон Румата, – сказал он. – Борьба со злом! Но что есть зло? Всякому вольно понимать это по-своему. Для нас, ученых, зло в невежестве, но церковь учит, что невежество – благо, а все зло от знания. Для землепашца зло – налоги и засухи, а для хлеботорговца засухи – добро. Для рабов зло – это пьяный и жестокий хозяин, для ремесленника – алчный ростовщик. Так что же есть зло, против которого надо бороться, дон Румата? – Он грустно оглядел слушателей. – Зло неистребимо. Никакой человек не способен уменьшить его количество в мире. Он может несколько улучшить свою собственную судьбу, но всегда за счет ухудшения судьбы других. И всегда будут короли, более или менее жестокие, бароны, более или менее дикие, и всегда будет невежественный народ, питающий восхищение к своим угнетателям и ненависть к своему освободителю. И все потому, что раб гораздо лучше понимает своего господина, пусть даже самого жестокого, чем своего освободителя, ибо каждый раб отлично представляет себя на месте господина, но мало кто представляет себя на месте бескорыстного освободителя. Таковы люди, дон Румата, и таков наш мир.

– Мир все время меняется, доктор Будах, – сказал Румата. – Мы знаем время, когда королей не было.

– Мир не может меняться вечно, – возразил Будах, – ибо ничто не вечно, даже перемены. Мы не знаем законов совершенства, но совершенство рано или поздно достигается. Взгляните, например, как устроено наше общество. Как радует глаз эта четкая, геометрически правильная система! Внизу крестьяне и ремесленники, над ними дворянство, затем духовенство и, наконец, король. Как все продумано, какая устойчивость, какой гармонический порядок! (…)

– Неужели вы серьезно считаете этот мир совершенным? – удивился Румата. – После встречи с доном Рэбой, после тюрьмы…

– Мой молодой друг, ну конечно же! Мне многое не нравится в мире, многое я хотел бы видеть другим. Но что делать? В глазах высших сил совершенство выглядит иначе, чем в моих.

– Но что же вы все-таки посоветовали бы всемогущему? Что, по-вашему, следовало бы сделать всемогущему, чтобы вы сказали: вот теперь мир добр и хорош?..

Будах, одобрительно улыбаясь, откинулся на спинку кресла и сложил руки на животе. Кира жадно смотрела на него.

– Что ж, – сказал он, – извольте. Я сказал бы всемогущему: “Создатель, я не знаю твоих планов, может быть, ты и не собираешься делать людей добрыми и счастливыми. Захоти этого! Так просто этого достигнуть! Дай людям вволю хлеба, мяса и вина, дай им кров и одежду. Пусть исчезнут голод и нужда, а вместе с тем и все, что разделяет людей”.

– И это все? – спросил Румата.

– Вам кажется, что этого мало?

Румата покачал головой.

– Бог ответил бы вам: “Не пойдет это на пользу людям. Ибо сильные вашего мира отберут у слабых то, что я дал им, и слабые по-прежнему останутся нищими”.

– Я бы попросил бога оградить слабых, “Вразуми жестоких правителей”, – сказал бы я.

– Жестокость есть сила. Утратив жестокость, правители потеряют силу, и другие жестокие заменят их.

Будах перестал улыбаться.

– Накажи жестоких, – твердо сказал он, – чтобы неповадно было сильным проявлять жестокость к слабым.

– Человек рождается слабым. Сильным он становится, когда нет вокруг никого сильнее его. Когда будут наказаны жестокие из сильных, их место займут сильные из слабых. Тоже жестокие. Так придется карать всех, а я не хочу этого.

– Тебе виднее, всемогущий. Сделай тогда просто так, чтобы люди получили все и не отбирали друг у друга то, что ты дал им.

– И это не пойдет людям на пользу, – вздохнул Румата, – ибо когда получат они все даром, без трудов, из рук моих, то забудут труд, потеряют вкус к жизни и обратятся в моих домашних животных, которых я вынужден буду впредь кормить и одевать вечно.

– Не давай им всего сразу! – горячо сказал Будах. – Давай понемногу, постепенно!

– Постепенно люди и сами возьмут все, что им понадобится.

Будах неловко засмеялся.

– Да, я вижу, это не так просто, – сказал он. – Я как-то не думал раньше о таких вещах. Кажется, мы с вами перебрали все. Впрочем, – он подался вперед, – есть еще одна возможность. Сделай так, чтобы больше всего люди любили труд и знание, чтобы труд и знание стали единственным смыслом их жизни!

– Я мог бы сделать и это… Но стоит ли лишать человечество его истории? Стоит ли подменять одно человечество другим? Не будет ли это то же самое, что стереть это человечество с лица земли и создать на его месте новое?

Будах, сморщив лоб, молчал обдумывая. Румата ждал. За окном снова тоскливо заскрипели подводы. Будах тихо проговорил:

– Тогда, господи, сотри нас с лица земли и создай заново более совершенными, или еще лучше, оставь нас и дай нам идти своей дорогой.

– Сердце мое полно жалости, – медленно сказал Румата. – Я не могу этого сделать. (…)

Глава 9

Уложив Будаха отдохнуть перед дальней дорогой, Румата направляется к себе в кабинет, где его поджидает разбойник Арата, когда-то спасенный землянином с помощью вертолета. Арата уверен, что Румата – бог.

(…) Это был профессиональный бунтовщик, мститель божьей милостью, в средние века фигура довольно редкая. Таких щук рождает иногда историческая эволюция и запускает в социальные омуты, чтобы не дремали жирные караси, пожирающие придонный планктон. Арата был здесь единственным человеком, к которому Румата не испытывал ни ненависти, ни жалости, и в своих горячечных снах землянина, прожившего пять лет в крови и вони, он часто видел себя именно таким вот Аратой, прошедшим все ады вселенной и получившим за это высокое право убивать убийц, пытать палачей и предавать предателей. (…)

– И что вы намерены делать? – спросил Румата, опуская глаза.

– Как обычно. Я знаю, что такое Святой Орден: не пройдет и года, как арканарский люд полезет из своих щелей с топорами – драться на улицах. И поведу их я, чтобы они били тех, кого надо, а не друг друга и всех подряд.

– Вам понадобятся деньги? – спросил Румата.

– Да, как обычно. И оружие. Дон Румата, мне очень нужны молнии, чтобы разбивать крепостные стены. (…)

Трудно быть богом, подумал Румата. Он сказал терпеливо:

– Что вы собираетесь делать с молниями?

– Я выжгу золоченую сволочь, как клопов, всех до одного, весь их проклятый род до двенадцатого потомка. Я сотру с лица земли их крепости. Я сожгу их армии и всех, кто будет защищать их и поддерживать. Можете не беспокоиться – ваши молнии будут служить только добру, и когда на земле останутся только освобожденные рабы и воцарится мир, я верну вам ваши молнии и никогда больше не попрошу их.

– Нет, – сказал Румата. – Я не дам вам молний. Это было бы ошибкой. Постарайтесь поверить мне, я вижу дальше вас. (Арата слушал, уронив голову на грудь.) – Румата стиснул пальцы. – Я приведу вам только один довод. Он ничтожен по сравнению с главным, но зато вы поймете его. Вы живучи, славный Арата, но вы тоже смертны; и если вы погибнете, если молнии перейдут в другие руки, уже не такие чистые, как ваши, тогда даже мне страшно подумать, чем это может кончиться. (…)

Румата ощущал странное чувство болезненной раздвоенности. Он знал, что прав, и тем не менее эта правота странным образом унижала его перед Аратой. Арата явно превосходил его в чем-то, и не только его, а всех, кто незваным пришел на эту планету и полный бессильной жалости наблюдал страшное кипение ее жизни с разреженных высот бесстрастных гипотез и чужой здесь морали. И впервые Румата подумал: ничего нельзя приобрести, не утратив, – мы бесконечно сильнее Араты в нашем царстве добра и бесконечно слабее Араты в его царстве зла.

– Вам не следовало спускаться с неба, – сказал вдруг Арата. – Возвращайтесь к себе. Вы только вредите нам.

– Это не так, – мягко сказал Румата. – Во всяком случае, мы никому не вредим.

– Нет, вы вредите. Вы внушаете беспочвенные надежды.

– Кому?

– Мне. Вы ослабили мою волю, дон Румата. Раньше я надеялся только на себя, а теперь вы сделали так, что я чувствую вашу силу за своей спиной. Раньше я вел каждый бой так, словно это мой последний бой. А теперь я заметил, что берегу себя для других боев, которые будут решающими, потому что вы примете в них участие. Уходите отсюда, дон Румата, вернитесь к себе на небо и никогда больше не приходите. Либо дайте нам ваши молнии, или хотя бы вашу железную птицу, или хотя бы просто обнажите ваши мечи и встаньте во главе нас. (…)

– Молчите? – сказал Арата. Он отодвинул от себя тарелку и смел рукавом рясы крошки со стола. – Когда-то у меня был друг, – сказал он. – Вы, наверное, слыхали – Вага Колесо. Мы начинали вместе. Потом он стал бандитом, ночным королем. Я не простил ему измены, и он знал это. Он много помогал мне – из страха и из корысти, – но так и не захотел никогда вернуться: у него были свои цели. Два года назад его люди выдали меня дону Рэбе. – Он посмотрел на свои пальцы и сжал их в кулак. – А сегодня утром я настиг его в Арканарском порту. В нашем деле не может быть друзей наполовину. Друг наполовину – это всегда наполовину враг. – Он поднялся и надвинул капюшон на глаза. – Золото на прежнем месте, дон Румата?

– Да, – сказал Румата медленно, – на прежнем.

– Тогда я пойду. Благодарю вас, дон Румата.

Он неслышно прошел по кабинету и скрылся за дверью.

Румата обещает Кире увезти ее далеко от ужасов Арканара. Неожиданно у дверей дома появляются штурмовики. Румата уверен в своем превосходстве, хватается за меч, но в этот момент стрелой из арбалета смертельно ранят Киру. Румата, понимая, что штурмовики явились по приказу Рэбы, мечом прокладывает себе дорогу во дворец, пренебрегая правилами миссии. Патрульный дирижабль коллег-разведчиков сбрасывает на город шашки с усыпляющим газом, и Румату-Антона отправляют на Землю.

ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ К ПРОЧИТАННОМУ

1. Как и зачем землянин спасает доктора Будаха? В чем смысл дискуссии между Антоном и доктором Будахом о развитии гуманной цивилизации?

2. Почему мятежник Арата после разговора с Руматой советует ему покинуть планету? В чем различия их взглядов?

3. Какие нравственные качества воплощены в образах лекаря Будаха и мятежника Араты?

4. Какие моральные качества проявляет Антон? Каким жизненным ценностям он отдает предпочтение?

5. Почему идея “прогрессорства” потерпела неудачу в Арканаре?

6. Подискутируйте! Может ли кто-то исправить ситуацию в Арканаре? Может ли “прогрессор” изменить развитие цивилизации?

7. Работа в группах. Выполните задания:

A. Озаглавьте прочитанные главы;

Б. Определите, кто, по вашему мнению, в романе создает цивилизацию, а кто ее разрушает, сформулируйте свои аргументы;

B. Объясните, в чем символический смысл названия романа;

Г. Поясните смысл афоризмов из романа:

1. Друг наполовину – это всегда наполовину враг. 2. Мир не может меняться вечно. 3. Мы не знаем законов совершенства, но совершенство рано или поздно достигается.

8. Рассмотрите иллюстрации к роману (с. 273). Почему художник обратился к графике и отказался от цвета? Обоснуйте свое мнение.

9. Творческое задание. Составьте устное высказывание по теме “Трудно быть богом – легко ли быть человеком?”.

АРТ – САЛОН

Бунт против обыденности

В ранних произведениях Максима Горького разрушительной критике подвергаются скука и “обыкновенность” жизни обывателя. Человеку, который не живет, а прозябает, Горький противопоставляет личность, свободную от рабской покорности обстоятельствам.

Кадры из кинофильма “Табор уходит в небо” (режиссер Э. Лотяну, 1975)

Яркие и неординарные герои обусловили интерес кинематографистов к ранним рассказам Горького. В 1975 г. вышел в прокат фильм молдавского режиссера Э. Лотяну “Табор уходит в небо”, снятый по мотивам рассказов “Макар Чудра” и “Старуха Изергиль”. В фильме звучала цыганская народная музыка, которую обработал в современном ключе композитор Е. Дога. Кинофильм пользовался большой популярностью.

Мультипликационный фильм “Легенда о пламенном сердце” был создан на студии “Киевнаучфильм” (Творческое объединение художественной мультипликации) по мотивам рассказа Максима Горького “Старуха Изергиль” режиссером И. Гурвич в 1967 г. Текст звучит “за кадром”. Первая часть мультфильма выполнена в мрачных серых тонах, но когда Данко вырывает из груди пылающее сердце, появляется красный и оранжевый цвета. В финале исчезают яркие тона – так передается промытый грозой свежий воздух: люди, вырвавшиеся из леса и болот обрели свободу.

1. Видели ли вы фильм “Табор уходит в небо”? Расскажите о своих впечатлениях.

2. Приведите свои доводы, объясняющие популярность фильма.

3. Как вы думаете, почему мультфильм “Легенда о пламенном сердце” называется именно так, а не “Легенда о горящем сердце” или “Легенда о пылающем сердце”?

Маленький принц продолжает свое путешествие

Песню “Маленький принц” (муз. М. Таривердиева, сл. Н. Добронравова) – “Кто тебя выдумал, звездная страна?.. – исполняют часто, но наиболее задушевно ее поет Е. Камбурова. Песня с таким же названием есть в репертуаре А. Дольского, ветерана бардовской песни, который сам написал слова и музыку.

Мюзикл “Маленький принц” французского композитора Р. Коччанте, который выступил одновременно и режиссером спектакля, идет на сценах многих стран с 2002 г.

“Маленький принц”. Сцена из мюзикла (композитор и режиссер Р. Коччанте)

1. Творческая работа. Воспользуйтесь Интернетом и послушайте песни “Маленький принц” М. Таривердиева в исполнении Е. Камбуровой и А. Дольского. Выберите одну из песен и напишите отзыв.

2. Воспользуйтесь Интернетом и посмотрите мюзикл “Маленький принц” композитора Р. Коччанте. На каких идеях писателя акцентируют внимание создатели спектакля? Поделитесь впечатлениями от увиденного с одноклассниками.

Существует несколько кино – и мультипликационных экранизаций “Маленького принца”: большинство из них приближены к сюжету сказки А. де Сент-Экзюпери. Немецко-австрийский одноименный мультфильм (режиссер Т. Керп, 1990 г.) воспроизводит рисунки самого писателя. Последняя по времени создания лента снята мультипликаторами Франции и Германии 2010 г. (режиссер П. Чартьер) предлагает несколько иную версию приключений героя: Маленький принц путешествует по Вселенной вместе со своим другом Лисом. Цель этого путешествия – преодоление жизненных проблем на разных планетах.

Кадр из мультфильма “Маленький принц” (режиссер Т. Керп, 1990)

Кадр из мультфильма “Маленький принц” (режиссер П. Чартьер, 2010)

1. Воспользуйтесь Интернетом и посмотрите мультфильм “Маленький принц” режиссера П. Чартьера. Выскажите свое отношение к необычному прочтению произведения.

2. Сравните мультфильмы режиссера Т. Керпа (1990), П. Чартьера (2010) и японских мультипликаторов режиссеров Т. Канда и Е. Ясухико

(1978-1979) “Приключения Маленького принца”. Какой из них вам понравился больше всего? Почему?

Благодарные французы поставили в Лионе (см. с. 240 учебника) памятник писателю-летчику и его любимому герою Маленькому принцу (скульптор К. Гийобе).

Есть памятник Маленькому принцу и в Киеве (скульптор К. Скретуцкий). Чтобы увидеть его, нужно прийти на Пейзажную аллею. Здесь вы сможете встретиться с путешественником, который учит нас зоркости сердца. Памятник Маленькому принцу есть также в Днепре (скульптор В. Наконечный).

1. Пофантазируйте! Если бы вы были скульптором, какой памятник Маленькому принцу вы бы создали?

2. Как вы думаете, в каком виде искусства – кино, музыка, живопись, театр, танец – можно наиболее полно передать творческий замысел А. де Сент-Экзюпери? Аргументируйте свою точку зрения.

Маленький принц (скульптор В. Наконечный)

Взгляд в будущее

Фантастика всегда привлекала мастеров кино: применение технических новшеств позволяло снимать картины яркие и зрелищные. По роману “Трудно быть богом” в 1989 г. немецкий режиссер П. Фляйшман снял одноименный фильм. Картина была международным проектом, в котором участвовали ФРГ, СССР, Франция и Швейцария. В фильме, как и в книге Стругацких, подразумевается, что на Земле давно наступила эпоха разума. Прогрессоры с Земли хотят понять мир Средневековья, чтобы лучше разобраться в собственной истории и самих себе. Участники экспедиции желают арканарцам добра, но вскоре понимают: либо они активно вмешаются в жизнь иной планеты (от чего земляне отказались с самого начала), либо им нужно ее покинуть. И они останавливаются именно на последнем решении. Ведь каждая планета, каждый народ имеют право на свою историю, а не полученную свыше от “братьев по разуму”. Позиция “невмешательства” оказалась непосильной для самих носителей гуманистических традиций.

Кадры из кинофильма “Трудно быть богом” (режиссер П. Фляйшман, 1989)

В 2013 г. на экраны вышла новая экранизация романа. Работа над картиной продолжалась более 10 лет и завершилась уже после кончины ее режиссера – А. Германа-старшего.

По произведениям братьев Стругацких снято множество фильмов: “Отель “У погибшего альпиниста””, “Космические пришельцы”, “Чародеи”, “Миллиард лет до конца света”, “Письма мертвого человека”, “Малыш”, “Дни затмения”, “Гадкие лебеди”, “Обитаемый остров” и др. Но, пожалуй, самый значительный из всех – это фильм замечательного режиссера Андрея Тарковского “Сталкер” по повести “Пикник на обочине”. Образованное от английского корня слово сталкер (проводник, ориентирующийся в различных запретных и малоизвестных местах) вошло в русский язык.

S. Т. A. L. К. Е. R. – торговая марка, принадлежащая украинской компании, которая выпустила серию компьютерных игр, созданных на основе произведений братьев Стругацких.

1. Посмотрите фильм режиссера П. Фляйшмана “Трудно быть богом”. Сравните, как история и современность воплощаются средствами литературы и кино.

2. В чем секрет популярности фантастических сюжетов у кинематографистов и разработчиков компьютерных игр?

ИТОГОВЫЕ ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ

1. Охарактеризуйте образ рассказчика в произведениях Максима Горького “Старуха Изергиль” или “Макар Чудра”. С какой целью в произведение введен этот образ?

2. Охарактеризуйте “осторожного человека”, который загасил горящее сердце Данко, наступив на него ногой.

3. Какой аллегорический смысл заключается в сказке “Маленький принц” Сент-Экзюпери? Раскройте иносказательные значения образа

Маленького принца.

4. Подискутируйте! А. де Сент-Экзюпери высказывает мысль об ответственности за свои поступки как основе человеческих отношений. Согласны ли вы с писателем?

5. В чем сходство и различия между романом Стругацких “Трудно быть богом” и рассказом Р. Брэдбери “Улыбка”? Каким изображается

Человеческое общество? Носителями каких ценностей являются люди? Что для них главное в жизни?

6. Прочитайте афоризмы из произведений братьев Стругацких. С какими из них вы согласны, а с какими – нет? Почему? Запишите свои аргументы.

1. Никогда не теряй терпения – это последний ключ, открывающий двери. 2. Суди сам себя. Это самое трудное. Себя судить куда трудней, чем других. Если ты сумеешь правильно судить себя, значит, ты поистине мудр. 3. Спасение в том, чтобы сделать первый шаг. Еще один. С него-то все и начинается заново. 4. Может лучше не уничтожать зло, а растить добро?

7. Работа в группах. Подготовьте сообщение о фильме, снятом по мотивам произведений братьев Стругацких. Обязательно расскажите о своих впечатлениях:

A. “Отель “У погибшего альпиниста””;

Б. “Чародеи”;

B. “Письма мертвого человека”;

Г. “Обитаемый остров”;

Д. “Сталкер”.

8. Творческая работа. Рассмотрите репродукции картин британского художника Б. Пеннингтона. Составьте письменное рассуждение, начните его так: “Если бы я готовил к переизданию роман А. и Б. Стругацких “Трудно быть богом”, то в качестве иллюстраций использовал (не использовал) репродукции картин Б. Пеннингтона, потому что…”

Работы Б. Пеннингтона

(2 votes, average: 5.00 out of 5)